«Власть в Беларуси так и не научилась разговаривать с людьми – она может только угрожать»

— Почему и как возникла идея создания независимого профсоюза на БМЗ?

— После 9 августа 2020 года мы увидели, как на самом деле власть действует, какими способами пытается обмануть и закрыть нам рот. У кого-то сына задержали, у кого-то – родственника. И было непонятно, что происходит.

Возмущение начинало нарастать, нарастать, нарастать. На заводе прошло собрание с руководством в одном цеху, во втором, и всем рассказывали примерно одно и то же. Нам говорили – все хорошо, все в порядке, а мы видели реальную картину, как людей бьют, тянут за волосы, за одежду, какие синяки после этих всех избиений, какие крики там были и все прочее. А тебе говорят – не смотри, это все не то.

Я верю своим глазам. У меня есть живые свидетели, которые там присутствовали, уже появлялись фотографии моих знакомых с синяками, причем с очень такими болезненными синяками. И на заводе организовалась стихийная встреча с руководством.

Рабочие требовали объяснить, почему наших детей, мужей, знакомых задерживают, избивают. Потому что были люди, которые, например, должны были выйти на смену, но они не вышли, и никто не знал, где они.

И тогда промелькнула идея, что надо бастовать. Был составлен документ с требованиями, и мы начали собирать подписи. Мы планировали остановить завод на 5 часов, хотели показать, что против происходящего в стране беззакония. Ну, а я такой инициативный парень. У меня в цеху работает 300 человек, и я за два дня собираю 270 подписей.

В тот момент люди хотели бастовать, высказать свою позицию, хотели, чтобы их голос был услышан. В итоге мы собрали несколько тысяч подписей, хотя руководство тогдашнего профсоюза пыталось нас обмануть и сфальсифицировать количество подписавшихся, значительно его уменьшив.

Мы передали наши требования руководству предприятия, но очень скоро поняли, что по-честному с нами никто не будет работать. На встрече с рабочими они начали всех успокаивать: дескать, мы разберемся, донесем все ваши требования, всё решим, только идите работайте. А на прямые вопросы – почему люди пропадают, почему людей бьют – отвечали, что этого ничего нет, не обращайте внимания, если кто-то где-то попал, то это его вина, видимо, он что-то там сделал не так, видимо, что-то нарушил.

То есть в итоге от руководства мы не получили ответа. И на заводе, как мы и планировали, прошла забастовка.

А уже после нее мы собирались с несколькими такими же, как я, активными товарищами чаю попить. Вот тогда и возникла идея создания независимого профсоюза, который бы не обманывал рабочих, а реально защищал их интересы.

— Вам кто-то помогал в его создании? 

— Мы обратились в Беларуский независимый профсоюз и попросили их ответить на наши вопросы. Они к нам приехали, мы обсудили все моменты. Сказали: если будете создавать, мы вас поддержим, помощь окажем.

Нужно было защищать рабочих, потому что следователи уже начали вызывать людей на беседы и пугать очень большими сроками и штрафами за участие в забастовке. Некоторым работникам не продлили контракты. А мы еще даже не профсоюз, просто группа активистов, но начали собирать подписи в защиту одного человека тогда. И собрали 900 подписей.

Я и два моих товарища отнесли письмо с подписями генеральному директору. Но руководство на тот момент уже не руководило никем. Потому что появился заместитель по идеологии, и когда гендиректор разговаривал с нами, то все время смотрел на этого человека – а это был бывший глава КГБ Жлобина.

И гендиректор нам говорил: я ничего не могу сделать по поводу непродления контракта, такое вот принято решение. Кем принято? Он не сказал, но все было понятно.

В итоге человека уволили. А потом и меня предупредили, что контракт со мной продлевать не будут.

— И независимый профсоюз так и не удалось создать.

— Увы. Документы мы собрали, провели собрание активистов, было избрано правление, а меня выбрали председателем первичной организации профсоюза. Затем пакет документов мы подали в Жлобинский райисполком на регистрацию.

После этого начался лютый контроль и прессинг всех тех, кто был в нашей инициативной группе. Власть в Беларуси так и не научилась разговаривать с людьми – она может только угрожать и прибегать к репрессиям. Люди стали приходить ко мне и говорить, что им грозят увольнением. В итоге кто-то сам ушел с завода, с кем-то не продлили контракт, так что создать первичку не удалось. Мы сделали все хорошо, но не выдержали такого давления.                                                  

В какой-то момент люди на заводе стали бояться со мной общаться, переставали здороваться, не поднимали глаз, когда я подходил.

А я продолжал работать. И потом мне сказали, что есть приказ на мое увольнение. Но я еще ходил на суды, где двух наших парней обвинили за участие в забастовке. 21 января 2021 года меня уволили, и через несколько дней мне пришлось уехать из Беларуси, так как свободно мыслить и выражать своё мнение в нашей стране стало небезопасно.

Тогда уже людей в подъездах ловили, на улицах задерживали. В итоге я оставил дома телефон, взял небольшой портфель и уехал в Литву.  Два моих товарища, с которыми мы пытались создать независимый профсоюз, еще раньше уехали, поэтому они помогли мне на первых порах.

Я недели две пожил в хостеле, а потом нашел работу в одной из компаний, где директором был беларус. Больше года у него проработал. Но было немного некомфортно там, потому что мы с несколькими коллегами уехали из Беларуси по принципиальным политическим мотивам, а большинство из компании – нет. Они просто зарабатывали деньги за границей и возвращались в Беларусь, утверждая, что там никого не трогают.

А я говорю: так тебя не трогают, может быть, твоих знакомых, но ты посмотри в целом, что в стране творится, давай я тебе про своих знакомых расскажу, которых либо уже схватили, либо пытались схватить. В итоге я ушел работать в строительную сферу, и вот уже пятый год этим занимаюсь.

— Как вы себя сегодня ощущаете: в новой стране, в новом обществе?

— Голова есть, руки на месте, все в порядке. Жена с ребенком приехали через полгода после моего отъезда. Я уезжал быстро, неподготовленно, с 700 евро в кармане, и, конечно, сначала было очень тяжело.

Но в Литве молодому человеку найти работу довольно легко. Так что сейчас с экономической точки зрения в моей жизни всё хорошо, есть рост и развитие.

— А остальное? Например, язык, психологическая адаптация?

— Первый год мы язык даже и не учили, потому что русскоговорящему человеку здесь не очень сложно. Но потом поняли, что все-таки надо учить язык, поэтому начали смотреть фильмы на литовском с субтитрами, ребенку включать мультики тоже на литовском. Еще учились с репетиторами в группе и самостоятельно. И в итоге получили с супругой сертификаты.

Как-то вживаемся. Когда заводишь новые знакомства, даже друзей, становится полегче. Плюс есть возможность путешествовать по Европе.

— По Беларуси не скучаете?

— Честно, очень скучаю, и надеюсь, что смогу вернуться домой, потому что мы все делали по закону. Другой вопрос: останусь ли я там жить? Потому что я хочу быть свободным человеком.

Но я хочу приехать, много с кем поговорить по душам, кому-то в глаза посмотреть, спросить, почему сделали такой выбор?  Хотя я никого не могу осуждать – людей запугали, они боятся даже слово сказать, не то, чтобы какие-то поступки совершать. Однако выбор есть всегда, вопрос только в том, способен ли ты его сделать.